Тот, кто считает вечную тишину, тьму и толстый слой пыли умиротворением, просто глупец. Пак не сомневался в этом, хотя и сам когда-то так считал. Продираясь на своём грайдере по твёрдому песчанику, иногда натыкаясь на скрытые полости, в которых никогда никто не был до него, он всегда знал, что может выйти из кабины, ненадолго остаться в большом каменном кармане, присесть и выпить воды. Иногда он не замечал, как приёмник перфокарты начинал слабо попискивать, напоминая о неоправданном простое механизма. В такие моменты Пак почти с горечью возвращался в кабину и давал задний ход. Давно забытые мгновения, но сейчас Пак почему-то вспомнил их и возненавидел себя за те чувства. Те, от которых он когда-то не испытывал дрожь в губах, как сейчас.
Призрачная дымка исчезла, и сложно было понять, где она была, там или немного в стороне. Снова вспомнились страшные сновидения, а потом вялое пробуждение в тёмной комнате, где приходилось идти в тёмный угол с вытянутыми руками, чтобы убедиться, что там никого нет. Это всегда срабатывало, становилось легче дышать. «Проклятые разработки!» — думал Пак каждое утро, но признавался себе, что бросить всё это он может и сейчас, и завтра. Но что тогда? Каждый раз, стоя на краю мостика и глядя вниз, на каменную реку транспортной ленты, он успокаивал себя. «Ты можешь ещё потерпеть, а когда станет совсем плохо, оставь силы, чтобы прийти сюда в последний раз». Он терпел, но страх приходил именно ночью, когда Пак был беспомощным. Он страдал уже не от этого, другое ему было тяжелее. Память не пускала его в эти сны, как будто не считала должным служить своему хозяину. Только что-то липкое, прикасающееся к щеке, так и возвращалось вновь и вновь ближе к утру, будило его и исчезало прочь.
Пак встал на ноги и пошёл вперёд. Это было пространство, в котором легко разместилось бы два лайера, сдвинутых боками друг к другу. Пол блестел, несмотря на плотный слой пыли. Чёрное стекло, а может быть, какой-то другой материал, но ноги не скользили по поверхности, как если бы оказались на льду. Сферы на потолке отражали луч фонаря, который многократно увеличивался в размерах и разбегался по полу и стенам. Это были двери, пять или шесть, но все они оказались закрыты, кроме одной. Чёрная щель зияла в изломанном зигзаге между двумя створками. Пак понял, что именно в этом месте видел дымку, но теперь он был почти уверен, что это был пар. Кто-то выдохнул его и скрылся, хотя, что за бред? Пар не мог висеть в воздухе так долго. «О чём я? Я рассуждаю о том, что могло быть или нет там, где я, возможно, уже мёртв. Может быть, это и есть тот сон, который преследует меня многие годы?»
Но Пак прекрасно знал, что всё это происходит с ним не во сне. Он чувствовал боль в костях, в голове от ушибов при падении, возмущение в желудке, требующем пищи в столь неподходящий момент.
«Тут никого нет, причём, очень давно. А вся эта махина – не что иное, как большая бурильная установка, которая сломалась, которую бросили тут, чтобы было меньше проблем». Тёмная щель двери оказалась перед лицом Пака так внезапно, что он чуть не выронил фонарь. «Фонарь!» Он оставил сумку внизу, придётся возвращаться обратно, но как спуститься в темноте, если фонарь погаснет?
Ужасное открытие своей очередной легкомысленной оплошности заставило Пака уставиться на фонарь. Свет не мерцал, хотя аркадо должен был уже истощиться. Наоборот, луч, казалось, стал ярче, словно порошок кто-то подменил. Он должен был заметить ещё тогда, когда очнулся возле разбитого грайдера. В этой яме не темно, как и в этом странном механизме. Если выключить фонарь и немного присмотреться, видно почти всё, и закрытые двери, и зигзаг щели этой, приоткрытой. Он чернеет сильнее на фоне всего остального, серого.
Пак не отводил глаз от двери, ему казалось, что сто́ит лишь моргнуть, как чья-нибудь рука схватит его за шею и затянет внутрь. Но что-то ему подсказывало, что дверь находится в таком положении очень давно. Он посмотрел вниз и увидел именно то, что и ожидал. Между створками торчал кусок трубы, не позволяющий ей захлопнуться. Слой пыли, никаких следов, всё, как и в первой комнате, через которую он попал внутрь. Уговаривать себя не пришлось, Пак протиснулся сквозь щель и оказался в помещении, вдвое меньшем предыдущего.
Слева и справа он заметил две большие прямоугольные тумбы, возвышающиеся до потолка. Чуть дальше стояло нечто напоминающее кресло в его грайдере, только намного выше и шире. Ближе к центру комнаты Пак наткнулся на два странных шара, которые были наполовину скрыты в полу, а ещё дальше перед ним выросла стена, в которую он чуть не врезался носом. Если бы не фонарь, луч которого сверкнул в мутном запылённом стекле, он бы не заметил её. Осторожно обойдя преграду, Пак увидел ещё одно кресло, похожее на предыдущее Высокая спинка переходила в широкий подголовник. Там кто-то был, край чёрной материи свисал с подлокотника. Это было главное место в этой комнате, не было никаких сомнений. Этой установкой управляли, и сейчас чёрная материя начнёт шевелиться, чья-то рука потянется к тем рычагам и клавишам, которые луч фонаря уже давно выхватил из темноты и предоставил взгляду Пака. Жертва попалась в чрево монстра, осталось только нажать клавишу, чтобы захлопнулись все двери, заверещал жуткий механизм и тело превратилось в липкую красную массу, расползающуюся по полу. Как часто Пак представлял своё тело, которое с частицами песка орошает поверхность мёртвого Марса. Эти мысли когда-то стали настолько привычными, что совсем перестали его пугать. Каждый раз, возвращаясь с маршрута в Разработках, он с лёгкостью мог плюнуть на транспортную ленту с мостика, не ощущая дрожи в коленках. Но сейчас ему стало страшно, это происходило сейчас, в эту секунду, он избран для смерти и сейчас умрёт.
Однако материя не шелохнулась, хотя Пак светил фонарём в направлении кресла достаточно настойчиво. Если там сидит кто-то, если у него бьётся сердце, то почему не виден пар от дыхания? Ощутив себя глупым и беспомощным, он почувствовал, как жар пробивается к коже на щеках. Что бы там ни было, в том кресле, оно должно было умереть много лет назад, либо передвигаться по воздуху, не оставляя следов на пыльном полу. Следов никаких не было, но что же он видел в темноте?
Будто в подтверждение его страхов, лёгкое дуновение ледяного ветра коснулось разгорячённого лица. Это не было обманом зрения, чёрная материя дрогнула вместе с этим потоком воздуха и снова замерла.
Сделав несколько шагов в сторону, Пак осторожно заглянул за спинку кресла и тут же вскрикнул. Фонарь выпал у него из рук и покатился под панель с рычагами и клавишами, луч дрогнул, но остался гореть, освещая пару изодранных штанин и развалившихся ботинок, свисающих с сиденья и не достающих до пола каких-то пол-текрона. Нет, это не мог быть хозяин, настоящий обладатель этих рычагов и клавиш не позволил бы себе довольствоваться креслом, в котором его ноги будут болтаться в воздухе, как тряпки. Ботинки! Такие сейчас уже не найти даже на столах у зажиточных лоточников. Двойная кожа с холки морхуна, толстый шов, ластиссовые1 шнурки, таких уже давно никто не делал. Обувь старых Разработчиков. Их машины не имели перфокарт, у них не было маяков, вместо этого в их руках были сотни дорог и направлений. Им завидовали, их побаивались. Смертники, рисковые люди, по-другому их никто не называл. Когда они уходили на маршрут, никто не мог поручиться за их жизнь. Если рабочий не вернулся, значит он погиб под завалами или упал в пропасть.
Пак знал от своей матери, что и его отец был из «старых», но только потому, что отказался от использования маяка. Новое изобретение Разработок, могло ли оно спасти жизни тех, кто оказался по ту сторону завала? Скорее всего – нет, но такой маяк мог указать место последнего пристанища машиниста, его каменную могилу.
Мертвец сидел, утонув в кресле, или это только показалось Паку, когда он поднимал с пола фонарь. Это был скелет, обтянутый чёрной кожей, кое-где сползшей лоскутами с костей, обнажая их бледную желтизну. Длинные седые волосы беспорядочно свисали с черепа, как будто только что проросли и не собирались покидать его. Пустые глазницы и оголённые зубы на жёлтых костяных дёснах приковывали взгляд Пака. Страх уже не держал его сердце, оно билось всё ровнее, а дыхание стало глубже. Этот человек умер очень давно, это Пак понял по высохшему телу мертвеца. Но его насторожило другое. Длинные волосы, такие не принято носить на Марсе, а это значит, что незнакомец пробыл тут много лет, прежде чем умер.
— Это конец, выхода нет. Второе кресло для меня, — прошептал Пак. Странное чувство сожаления, что этот человек мёртв, затмило страх и отвращение. Не понимая, зачем, Пак встал на ноги, протянул руку к истрёпанной куртке покойника. Оторванный клапан нагрудного кармана висел лишь на нескольких нитях, стоило только прикоснуться к нему, как он остался у Пака в руке. Пришитая к клапану бляшка была почти не читаема из-за въедливой пыли, которая с годами забила выгравированную надпись полностью.
Да, этот человек был машинистом грайдера, эта обувь, куртка с овальной бляшкой на кармане. Он также, как и Пак, попал сюда совершенно случайно, хотя, можно ли так утверждать, ведь второго грайдера на дне ущелья не оказалось. Нет, это ничего не решает, ведь грайдер мертвеца мог зацепиться где-то на другой стене, а может быть, он пришёл по своей воле. Пак почувствовал, как ногу возле колена стало жечь, он и не заметил, что с огромным усердием натирает бляшку о штаны. Пыль в надписи осталась, но вот остальная часть значка засверкала в луче фонаря.
«Кор…корм…кормак!»
Бляшка выпала из рук Пака и отлетела куда-то в темноту зала. Ему пришлось снова опуститься на пол, так как ноги больше не хотели его держать.
_____________________________________________________
- Ластисс — гибкий прочный шнурок из искусственного материала
| К Главе 16 | К Главе 18 |